Опыт сенсорной гносеологии: От Милана до Венеции на велосипеде (Велосипедное путешествие по Северной Италии глазами философа и итальяниста)

19 сентября 2014

«Катись, прекрасный, – чтобы вечно быть вдали,
Сверкая спицами, дающими ответ
На – где же, где же (тут стоял!) велосипед,
Который мы давным-давно изобрели?..
Да там он, там он, в солнечной пыли,
И отовсюду виден на просвет».
(Юнна Мориц)

Эта немыслимая поездка из праздной фантазии, из пускания (прежде всего, себе) пыли в глаза, из каприза и вздора .... обернулась реальностью.

Собственно, она полностью воплотилась еще на стадии мечтаний, когда я записалась в велопоход по Северной Италии, от Милана до Венеции. Грезить о том, чтобы поехать на велосипеде от Милана до Венеции - это уже само по себе - символическая реальность, которой совершенно не обязательно осуществляться: мечтание полноценно и автономно, оно уже воплотилось в миф и тесно обросло деталями за те четыре месяца, что я исступленно накатывала по набережной десятки, сотни, а к середине сентября почти полторы тысячи километров, готовясь к мифическому (на тот момент) велопоходу.

Можно было просто каждый день тренироваться, вести обратный отсчёт времени, оставшегося до поездки, можно было, наконец, понемногу начать собирать рюкзак - и это тоже была вполне цельная и самодостаточная реальность. Предвкушение самодостаточно. Оно само себе награда.

А здесь - всё намечтанное исполняется. Начинает вдруг развертываться; клубок ожиданий и предвкушений, намечтанный за долгое, жаркое, истекавшее моим горячим велосипедным пóтом и сладким виноградным соком, лето, разворачивается прямо на глазах: вот уже и поезд Ростов-Москва, и самолет Москва-Милан, да что там, Милан со своим Duomo тоже почти что остался позади. На его окраине я провожу темный вечер в уютном и тихом гостиничном номере, под звуки телевизионной итальянской речи, родной, понятной, обволакивающей сладкой дрёмой.

Милан, в котором был проведен сегодняшний день, оказался полностью и густо осененным, можно, сказать, "охмурённым", книгой А. Ипполитова "Особенно Ломбардия", взятой в дорогу. Начитавшись в дороге Ипполитова, я была морально готова к тому, что Duomo, Миланский собор обрушится на меня всей своей махиной, как Пастернаковская "снежная пробка из коленчатого водосточного дождевого жёлоба", о чём напомнил мне терзаемый мильоном своих ассоциаций автор книги.

Миланский собор

Однако, пронесло. Собор устоял, готика его, конечно, finta, прав Ипполитов, но на меня он подействовал. Очень мягко, может оно и к лучшему, что готика его искусственная, искусно воспроизведенная, как нестрашное отражение ужасного лика Медузы Горгоны. Мягкая игра в готику. Вот только гробница, усыпальница San Carlo Borromeo - настоящая, страшная, теплая и душная. И Карло в своем вечном "капсульном отеле", прозрачном и освещенном, лежит полуобернувшись к зрителям серебряной маской, надетой на то, что когда-то было его лицом, на череп, на кости. Что у него там сохранилось, под маской? За исключением этого страшного, душного подземелья с лежащим на боку San Carlo, Duomo светится своей нестрашной, придуманной готикой, время от времени звенит от ударов по розоватому камню невидимых в его чреве рабочих, несерьезно и прямо-таки легкомысленно украшается огромными полотнами "quadrone" со сценами из жизни всё того же San Carlo.

Светлый, очень легкий, никакая не "снежная пробка". Это Пастернаку так под настроение, видимо, почудилось.

Брожу по Милану.

Бесконечные витрины Милана

Бесконечные витрины, да, опять же прав Ипполитов, они явственно отсылают к высокому и суховатому "lo stile visconteo", модные миланские витрины - витрины стиля, прекрасная одежда и обувь не одевают-обувают, а заново создают, творят человека. Не только Флоренция, но и Милан - это анти-Рим.

Сегодня попробовала Милан на вкус: он показался мне очень мягким, нежным, заманчивым, весь в ароматах жарящихся на углах, лопающихся каштанов, пахнущий немного желтыми, опадающими листьями. Мягкий город, такой мягкий оказался, даже подарил мне книгу Guido Conti "Il grande fiume Po", огромную, прекрасную, написанную итальянским Ипполитовым. Конти тоже постоянно уплывает в мифологию, в историю, в анекдоты старины глубокой, в смешные, или, напротив, макабрические ассоциации (у Ипполитова грязная петербургская бомжиха - у Конти "шакал", вылавливающий ранним утром из По трупы павших солдат и грабящий их. Вот парочка бы вышла!).

Завтра будет первый велосипедный этап Милан-Бергамо. Первый велосипедный день.

20 сентября 2014

«Как мальчики, мечтая о победах,
Умчались в неизвестные края
Два ангела на двух велосипедах -
Любовь моя и молодость моя».
(Михаил Светлов)

Это невозможно. Невероятно.

Далеко за пределами моих телесных, моральных, вообще всех возможностей. Этого просто не может быть. И это есть. Из Милана я качусь в Бергамо на новом велосипеде - взятом напрокат.

Я и мой велосипед Zundapp

Пока привыкала к нему, думала, что убьюсь. Затем покатилась вдоль миланских навильев, каналов - Naviglia Pavese и Naviglia Grande.

В тумане, под накрапывающим дождиком мы катились, останавливались, опять катились. Только бы успевать за группой, только бы вовремя сворачивать, держаться в седле, прижиматься к правой обочине. (Правее, Ирина, правее, правее - эти слова, сопровождавшие меня на протяжении всей недели велопохода, подобно окрикам погонщика, обращенным к упрямому ослику, снились мне каждую ночь). Движение группы наш славный гид Илья Владимирович Гуревич организовал очень мудро: замыкающий всегда дожидается последнего (последним почти всегда была я), на поворотах обязательно стоит человек, указывающий направление движения.

Подъемы, спуски, крутые повороты - беда! Всего этого я страшно боюсь. И всё равно - еду, вцепившись в руль, каждую минуту преодолевая страх, стараюсь успевать.

Навильи мелкие, печальные, меланхоличные, затянутые тиной, древние, дремлющие дождливым утром.

А вот и Горгондзола, с ярмаркой сыров и играми! Остановка. Пробую и покупаю баснословный, замечательный сыр: сейчас он благоухает у меня в рюкзаке. Всё едем и едем.

И вот, наконец-то, Бергамо. Поселяюсь в отель, быстренько моюсь, переодеваюсь и иду с группой и гидом в Верхний Город - la Città Alta. Наш отель остался внизу, в la Città Bassa. Поднимаемся по бесконечным каменистым улицам, замощенным мелкими округлыми, выпуклыми камешками. Наверху тесный, сказочный городок, la Città Alta, с теснящимися древними соборами, церквями.

Церковь Бергамо

Настоящий двор чудес: звери, святые, порталы, купола, теснящиеся в сказочном столпотворении, а вокруг праздничная толпа. Хорошо пройтись вечером пешком после целого дня в седле велосипеда, без страха упасть, отстать от группы, потерять равновесие. Я отрываюсь от группы, устремившейся в ресторан, ухожу в свободный полёт и после нескольких поворотов теряю направление. Сначала в сгущающихся сумерках поднимаюсь вверх, вдоль густо заплетенных плющом обыкновенным (Hedera Helix), а для меня плющ необыкновенный - навсегда сказочное растение - стен, затем спускаюсь в Нижний Город, la Città Bassa, без конца меняю направление, спрашиваю дорогу, всматриваюсь в карту и, наконец, прихожу в свой hostel. Болгарский художник-мистик Boris Georgiev da Varna (как "да Винчи"), в начале прошлого века проехавший через Бергамо на велосипеде вместе со своей юной сестрой и остановившийся по соседству в Monte Lefre, чьи картины хранятся в картинной галерее Бергамо и чья мать похоронена на здешнем кладбище - как же я хотела пройти по его следам, порасспросить о нем в музее, но не удалось. Только подышала тем же сказочным воздухом Бергамо, что и он когда-то. Быть может, колёса моего верного прокатного Zundapp`а прокатились по следам велосипедов его, или его сестры.

Борис Георгиев. Скитникът и неговата сестра, 1918 г.

Теперь спать. Завтра покатим в Боссико.

21 сентября 2014

«...еще трудней - оставить четкий след,
уехав из дому на велосипеде,
уплыв - тем более».
(Иосиф Бродский)

Утром мы покидаем волшебный, неразгаданный Бергамо со всеми его чудесами, и катим дальше, в Боссико. Сегодняшний этап оказался совсем иным. Я успела немного привыкнуть к своему новому велосипеду, и уже не всё время позорно качусь только в хвосте группы, но рискую изредка кого-нибудь обгонять.

Мы поднимаемся в горы, катим вперед мимо виноградников, полей, только вперед. Незаметно дорога превращается в головокружительный, узкий горный серпантин. Я только и успеваю что проходить повороты, подъемы, спуски. Самым страшным испытанием оказались 4 тоннеля. Катиться через тоннель на велосипеде - это всё равно как прорываться через преисподнюю. Все звуки в тоннеле многократно усиливаются, сзади неумолимо нарастает страшный грохот, кажется, что меня настигает целый состав из скрежещущих, разболтанных товарных вагонов, а оказывается, что это всего-навсего автомобиль. Тоннель длинный, тускло освещенный, грохот катится по нему лавиной, и мне страстно хочется только одного: спрятаться. А приходится что есть сил крутить педали, чтобы поскорей вырваться наружу.

На выезде из второго тоннеля, в сторонке, у парапета мы устраиваем пикник с видом на озеро Изео. Я отхожу немного в сторону и делаю фото страшного, тяжко дышащего тоннельного жерла, из которого только что вынырнула невредимой наша велогруппа.

Туннель у озера Изео

Буквально через пару минут, когда все уже успели наброситься на приготовленный нашим вторым гидом, Николаем роскошный ланч: итальянские сыры, дыню, фрукты, хлеба и много еще чего (такие изысканные пикники наши гиды будут предлагать нам каждый день), из тоннеля вдруг доносится скрежет, грохот, визг. Идём смотреть, что там такое. На том самом месте, где я проехала каких-нибудь 5 минут назад, разбился мотоциклист. Страшно. Встречные машины тормозят, наши гиды бегут на место аварии с перевязочными материалами, пикник заканчивается.

Делать нечего, я сажусь на велосипед, неторопливо качусь первая вдоль серпантина и непрерывно отвечаю на вопросы выстроившихся в сразу же образовавшейся пробке водителей:

- Che cosa è successa?

- Brutta caduta di motociclista in galleria.

Едем дальше по серпантину, думая кто о чём. У меня в ушах по-прежнему стоит железный вой и скрежет.

А затем мы спускаемся к серебристому озеру Изео, искрящемуся в рамке из гор. Страшное воспоминание о происшествии в тоннеле смывается его прозрачной бирюзовой водой.

Я в водах озера Изео

Боссико - это деревушка на вершине горы, расположенной на высоте 700 м. На гору ведет 12-километровый серпантин, который я не стала штурмовать. Сейчас я немного сожалею о том, что даже не попробовала, не поперлась в эту бесконечную гору хотя бы пешком, волоча с собой велосипед. Очень сожалею о том, что не рискнула спуститься с этой горы на велосипеде, или хотя бы пешком. Перед этой горой я оробела совсем так же, как несколько лет назад оробела перед Вечным городом, проведя целый день в теплых стенах Колизея, вместо того чтобы.... Чтобы что? В марте этого года и исходила Рим пешком вдоль и поперек, а в тот, самый первый раз оробела.

Чтобы подружиться с Боссико и с горой, я всё же поднимаюсь пешком в сиреневых сумерках на вершину горы, в сырые от выпавшей росы луга, а внизу тускло светится озеро Изео в своей горной оправе.

Вид с горы на озеро Изео

Спускаюсь в деревню, в гостиницу уже в полнейшей темноте, из мира лугов, трав, знакомых с детства полевых цветов: колокольчиков, клевера, дикой гвоздички - обратно, мимо распятий, киотов, задумчивых тихих Мадонн:

Статуя Мадонны

Тихо благодарю Создателя и Марию за то, что успела выехать из злосчастного тоннеля за несколько минут до катастрофы. Тихо, в полной темноте спускаюсь с горы. В таких уединенных горных селениях, наверное, искали покоя и душевного мира Фридрих Ницше и Людвиг Витгенштейн, на таких лесистых высотах любил строить свои замки безумный баварский король-мечтатель Людвиг II, где-то по соседству, в горах Monte Lefre зимовал в построенной собственноручно хижине вдвоем с сестрой болгарин Борис Георгиев, там же была написана его душераздирающая картина об одинокой гибели в горах:

Борис Георгиев. Мирова скръб. 1914 г.

Рано утром, до восхода солнца, по холодной утренней росе я еще раз пройду по горным тропам, до соседнего городка Ticio, а пока пора спать. Завтра мы покатим в Брешию.

22 сентября 2014

«Звенят в пыли велосипеды
Там, где святой монах сожжен,
Где Леонардо сумрак ведал,
Беато снился синий сон!»
(Александр Блок)

Сложно вспоминать этот день.

Ремонт на спуске

Запредельный 12-километровый спуск с горы Боссико я пересидела в машине. Даже не могу себе представить - пока! - как бы я спускалась по такому серпантину на велосипеде. Пока страшно. Сегодня такая гора не по мне: ни вверху, ни вниз. Зато я вдоволь нагулялась по крошечному горному Боссико пешком. Поистине, нет ничего лучше, чем идти по пустынной, в утренний, зябкий, предрассветный час дороге, чуть поёживаясь от утреннего холода, разглядывать встречные лица цветов и трав, с радостью узнавать розовые головки клевера и тёмно-голубые - колокольчиков. Хорошо всё дальше и дальше уходить от жилья, шумов, суеты, подниматься вверх, полностью доверившись дороге. Да. А потом был этот безумный 12-километровый спуск, на который я не решилась (но который пережила в воображении, замирая на каждом повороте серпантина, как если бы я преодолевала его на велосипеде).

До Брешии добиралась с приключениями, отстав от группы на спуске с очередной горы. Недаром, ох, недаром Ипполитов предупреждал в книге "Особенно Ломбардия", что даже само звучание имени этого ломбардского города обещает путнику самые неожиданные испытания и приключения: "Звучание имени города Брешия, она же Брéша, Брéшиа (Brescia – по-итальянски, Bréhä, Бреха-Брега, – так гордо и почти ругательно, со звуком, средним между «г» и «х», ее имя звучит на брешианском диалекте, Brésa, Бреза, – по-ломбардски, но Bressa, Bréscia, Бресса, Бресчиа, – на диалекте западноломбардском и Brixia, Бриксия, вариант – Brexia, Брексия, – по-латыни), всегда манило меня больше, чем звуки имен других итальянских городов, ибо Рим, Флоренция, Неаполь – с этими городами связываются очень определенные образы, с детства вошедшие в плоть и в кровь, это прямо-таки картинки, стоящие все время перед глазами, флорентийский ли Дуомо, или голубая панорама залива в Неаполе, а в Брéше, в Брéзе, было что-то неопределенное, неуловимое". Прав оказался плут Ипполитов, и Брешия преподнесла мне настоящую, какую нарочно не придумать - брехню. До этого обманного города я добралась только к ночи и смогла рассмотреть его лицо лишь ранним утром следующего дня.

Всё-таки это оказался совершенно запредельный, интереснейший, будоражащий опыт: ошибиться поворотом на Брешию, искать правильный путь, затем постоянно останавливаться по дороге, без конца расспрашивать прохожих, как проехать. Искать место встречи у Duomo, искать сам Duomo, катясь мимо бесконечных церквей, каждая из которых своей красотой, помпезностью вполне может претендовать на роль Собора. Затем самостоятельно отправиться на поиски отеля по адресу, оказавшемуся ошибочным. Найти viale Italia и сидеть там в сгущающихся сумерках на обочине, рядом с верным велосипедом, глядя поверх крыш на жёлтый брешианский закат, повторяя себе, что это тоже Италия, тоже бесценный итальянский опыт. О, Брешия, Leonessa d'Italia - Итальянская Львица, мы с тобой опасно поиграли друг с другом, ты выпустила свои древние коготки, а я попробовала тягаться с тобой - спасибо, что не погубила меня, спасибо, дикая кошка Брешия! (Прозвище города, Leonessa d’Italia, Львица Италии, было дано Брешии поэтом Алеардо Алеарди за героическое восстание против австрийцев в XIX веке и прочно за ним укрепилось).

Пока мы день за днем крутим педали, целые миры пролетают мимо, так, в Брешии остались ее живописцы Моретто, Романино, Савольдо и Черути, (прозванный Pitocchetto - Бродяжка, за страсть к изображению нищих, оборванцев и бродяг), картины которых я так и не увидела.

В особенности мне жаль было не взглянуть на таинственный холст Питоккетто "Встреча в лесу":

Giacomo Ceruti. Encounter in the Wood. Data anni '20 del XVIII sec.

Вот как описывает эту картину сопровождающий меня в этом путешествии, верный как велосипед, Ипполитов:

"В Пинакотеке Тозио-Мартиненго меня особенно привлекает одна картина под глуповато-милым названием «Встреча в лесу», L’incontro nel bosco. На ней изображена опушка леса и два персонажа: сидящий на пне-бревне оборванец, возраста неопределенного, заросший бородой и с бельмом на глазу, и стоящая перед ним девочка в белой шали, накинутой на голову и ботинках Dr. Martens. Лица девочки мы не видим, и все очень загадочно, нищие ли это, или какие-то разбойники, или вообще герои «Бедных людей» Макар Девушкин и Варенька. Сама живопись при этом невообразимо изощренная, просто пир живописности, и красота этой картины сродни красоте улочки Сан Клементе, шик нищенства, теперь уже страшно дорогого".

Все отели, в которых мы останавливаемся на ночь, давно слились в один-единственный отель, куда нужно быстро заселиться, помыться и побежать навстречу новому итальянскому городу, затем вернуться за полночь и, засыпая, вздрагивать от ощущения потери равновесия и падения. Ночами мне начали сниться велосипедные сны. Снится преимущественно ощущение постоянного балансирования и страх его потери.

Завтра катим на озеро Гарда, причём тропами, по которым бежал, спотыкаясь, от своих преследователей, и где был убит Дуче, Бенито Муссолини.

23 сентября 2014

«И тусклый мир, где нас держали,
И стены пасмурной тюрьмы
Одною силой жизни мы
Перед собою раздвигали».
(Максимилиан Волошин)

На окраине Брешии

Окраина утренней Брешии с полосой невысоких кудрявых предгорий Альп прелестна. Это уже был не вчерашний безумный город, по которому я катила из последних сил, от светофора к светофору, жалась к правой обочине, ждала зеленого сигнала, спрашивала дорогу и вновь катила до следующего светофора. Утром всё было иначе: брешианские велодорожки, "как мята", сами ложились под колеса моего велосипеда, великий и ужасный гид Илья Гуревич благосклонно улыбался, огромные зеленоватые ягоды винограда, купленного на углу, возле музея автомобилей "Mille miglia", стали моим завтраком, в веломагазине я приобрела славный велокостюмчик с велоперчатками, а "Мадонна скаутов", казалось, благословила нас на дальнейший путь:

Мадонна скаутов

Катим посреди такой красоты. Но смотреть по сторонам и отвлекаться от дороги нельзя: с асфальта на грунт, с грунта на брусчатку, опять на асфальт, спуск, потом поворот, еще поворот, подъем, и так без конца. Целые миры опять пролетают мимо: те микрокосмы земли, трав, стебельков, корней, цветов, насекомых, семян, в которые когда-то рухнул персонаж Анатолия Солоницына в самом начале "Зеркала" Андрея Тарковского, когда под ним и Маргаритой Тереховой надламывается ветхий плетень, все эти подробности мироздания проносятся мимо, мимо, мимо нас.

Затем остановка на 15 минут у кафе (наш славный Гид Илья называет такие краткие передышки "15-минутной забастовкой гида") и снова в путь. Сегодня во время одной из таких кратких остановок я познакомилась с двумя 90-летними друзьями, обоих зовут Angelo, за обоими тянется почти осязаемый след, ведущий в далекую историю моего родного, минувшего двадцатого века (ибо в двадцать первый век я ощущаю себя закинутой - в лучших традициях сартровского экзистенциализма). Пожала им руки, рассказала куда и откуда мы катим.

Наконец, озеро Гарда. На мой вкус, оно не так безусловно прекрасно, как небольшое, уединенное в своем горном ожерелье, озеро Изео. Слишком много бессмысленной туристической суеты, треска, шика, внутренняя жизнь пульсирует только ..... в сосредоточенно ныряющих уточках трех разных пород: обычных, с хохолком и с белой шапочкой на черных головках. Они сосредоточенно и упорно ныряют настолько глубоко, что полностью исчезают из вида, прячась среди придонных трав. Городок Сирмионе, куда мы отправились на теплоходе из Дезенцано, показался мне хорош только на расстоянии, с воды, когда он приближался и позднее, когда удалялся. В самом же городке суета, одна лишь суета, та самая озерная курортная скука, о которой пишет Ипполитов. Хорош был только один его дикий берег, плоские каменные плиты на мелководье, по которым я обошла полуостровок по периметру, безлюдье на дикой и трудно проходимой его оконечности, пустынный путь по самой кромке воды, вдоль плоских камней:

У озера Гарда

Вечером, опять отправившись в одиночный свободный полет по Дезенцано, я зашла в пустынный книжный магазин, где, поболтав со скучавшей пожилой женщиной-продавцом и ее приятелем, я купила новую (если не считать выходящий в ноябре роман "Numero zero") книгу Умберто Эко "Storia delle terre e dei luoghi leggendari" - "История легендарных земель и мест". Огромная, тяжеленная (как сдобный, жирный пасхальный хлеб), с блестящими мелованными страницами. Да и весь наш велопуть через Северную Италию, не проходит ли он по точно таким же легендарным местам и землям, не совершается ли он в той же самой символической плоскости, по сказочному маршруту?! Только бы хватило сил, думаю я, засыпая и прижимая к себе сладко и терпко пахнущий типографскими красками, тяжеленный, в красочной суперобложке том с невозможно прекрасным оглавлением:
Плоская земля и антиподы
Библейские земли
Земли Гомера и Семи чудес Света
Восточные чудеса Александра Великого
Земной рай, Блаженные острова и Эльдорадо
Атлантида, Му и Лемурия
Гипербореи
Путешествия в Грааль
Острова Утопии
Соломоновы Острова и Южная земля
Вглубь Земли

Я список этих кораблей прочла до середины....

Завтра с утра катим в Верону.

24 сентября 2014

«Даже дитя, велосипед
влекущее,
вертя педалью,
вдруг поглядит на белый свет
с какой-то ясною печалью».
(Белла Ахмадулина)

Рано утром мы покатили вокруг озера Гарда. Постепенно в группе формируется эфемерное, почти неощутимое, летучее и, тем не менее, явственно переживаемое "братство", сродни тому, которое сумел передать Станислав Говорухин в своём давнем фильме "Вертикаль". Все велосипедисты люди разных профессий, все вырвались ненадолго из тенет своей обыденной жизни ради того, чтобы на протяжение недели вести особое, необычное существование.

Наша велогруппа

Благословенный это был миг, час и день, в продолжение которого нас повсюду сопровождала текущая вода: озеро Гарда с его необычной, прозрачной влагой, и бесконечные акведуки с стремительным течением, вдоль которых мы проносились. Невозможно не почувствовать что-то призрачное в перемещении из одного города в другой на велосипеде, нечто невозможное и невероятное заключено в том, что можно вот так, запросто прикатить в Верону на велосипеде, забросить вещи в отель, а затем еще прокатиться по древнему городу, рассматривая на ходу замок Сфорца, мост, Арену де Верона.

В Вероне с велосипедом

Какая-то невероятная, благословенная, давно намечтанная и вымоленная степень свободы прочитывается во всём этом. Конечно, велосипед вне конкуренции по степени даруемой им автономности, независимости, спонтанности существования, совместимости с человеком. A misura d'uomo - По мерке человека. Во всяком случае, для Италии. Велосипед дарует каждому, кто жмёт на педали, именно ту степень свободы, которая позволяет найти идеальное соотношение пространства и времени, преодолеваемых усилием воли. Слишком высокая скорость комкает и сжимает пространство, подобно тому как сжата фигура мёртвого Христа на картине Андреа Мантенья. Слишком вяло протекающее время ведёт к изнашиванию и обесцвечиванию бытия. Божественный велосипед позволяет взирать на мир с ясной, безмятежной, безгрешной печалью.

Верона по легкости ее воздуха, по свободному полету арок Арены, по вольному и непринужденному течению Адидже в темпе Adagio, как кажется, создана для того, чтобы остаться в ней, чтобы, закончив, предварительно, исторический, искусствоведческий, филологический или археологический факультет университета, навсегда углубиться в изучение ее древностей: камней, арок, мостов, надписей, фолиантов, тайн. Так почувствовала я, и так говорил Илья-Змей Гуревич во время нашей с ним и с Колей Савчуком покатушки по вечерней Вероне:

В вечерней Вероне с велосипедом

Завтра наш путь лежит в Виченцу.

25 сентября 2014

«Мне снились полевые дали,
дороги белой полоса,
руль низкий, быстрые педали,
два серебристых колеса».
(Владимир Набоков)

Короткий привал

Ранним утром 25 сентября, еще до восхода солнца я отправляюсь гулять по окраине спящей Вероны. Отель наш расположен почти за городом, прямо за ним начинаются поля, сады, огороды. Стараюсь шагать по узкой правой обочине скоростной магистрали, по той самой белой полосе, которая предназначена для велосипедистов. Вокруг тихо, в садах, за металлическими сетками зреет хурма.

Зреющая хурма

Как всегда - в 8 завтрак, в 9 - на велосипеды и вперед. Делаем круг по утренней Вероне, на прощание выкатываем на Арену де Верона.

На смену горам приходят le colle - холмы, плавно спускающиеся в долину Соаве, сегодня наш путь лежит через бесконечные виноградники. Весь день мы катим через удивительный, ясный, спокойный мир с 90-летними стариками, безмятежно коротающими дни на солнышке, любопытными, доброжелательными, разговорчивыми, с доверху нагруженными виноградом фургонами, которые приходится осторожно объезжать или пропускать вперед, прижимаясь к правой обочине.

Остановка на обочине

На вершине каждого из холмов, на которые мы заезжаем, велосипедистов обязательно встречает или древняя церковь, на ступенях которой можно ненадолго присесть, или monumento ai caduti - обелиск павшим в войнах.

На ступеньках древней церкви

Мысленно соглашаюсь с Генри Мортоном, иронически позавидовавшим тем, кто "способны беззаботно перемещаться по Италии. Видимо, они не слышали голосов из глубины веков, не ощущали прикосновения призрачных пальцев". Я эти голоса и призрачные прикосновения ощущаю на каждом шагу, с каждым поворотом велосипедного колеса.

Это был поистине "королевский" этап, завершившийся головокружительным, скоростным спуском с холма прямо на древнюю площадь, с которой перед нами открылась, лежащая внизу, как на раскрытой ладони, Виченца. Всё случилось именно так, как описывал Муратов:

"Как один из пленительнейших итальянских городов вспоминается Виченца, столь тесно сдвинувшая свои красные крыши среди зеленых садов и виноградников счастливой долины, отделяющей предгорья Альп от холмов Монти Беричи." Да. Всё именно так и было:

Красные крыши Виченцы

"Две неподвижных зеркальных речки, Ретроне и Баккильоне, омывают ее, луга их касаются иногда городских улиц, и перекинутые через них арки мостов повторяются в глубоком стекле их вод".

И это тоже оказалось чистейшей правдой:

Реки Виченцы

В сгущающихся сумерках я бродила по Виченце, где уже повсюду ощущалась близость невидимой Венеции, временами теряла дорогу, сверялась с картой, опять терялась в хитросплетении древних улочек, которые в Виченце называются контрадами - contrada. В отель возвращалась в компании неведомого жителя Виченцы, представившегося владельцем отеля "Il corto segreto".

- Вот будете в следующий раз в Виченце...

- Если буду, то обязательно загляну в "Тайный двор".

Засыпая, я думала о том, с каким упорством я пыталась игнорировать кулинарные итальянские радости, быть "выше их", как старалась взращивать и лелеять в душе свою собственную, единственную, аскетическую "Италию чистого разума", сосредоточенную в тонкостях слияния итальянских артиклей с предлогами, в хитросплетениях спряжений неправильных итальянских глаголов, в особенностях произношения ее бесчисленных диалектов.

Да, в Виченце я набрела на огромный, сияющий книжный магазин издательства Feltrinelli и купила там, в предвкушении Венеции, ожидающей нас, как заветный приз, в финале велопохода, книжечку Federico Moro "Venezia meravigliosa" и давно разыскиваемую книжку Маргариты Хак (Margherita Hak) "La mia vita in bicicletta" - "Моя жизнь на велосипеде".

Завтра мы катим в Падую.

26 сентября 2014

«Горбясь, но истинно -
Распрямляясь,
Скалясь — словно
Всем улыбаясь
Шаром гремящим,
Как в кегельбане -
Я путешествую
По Нирване
Отождествление с миром -
Кипящая кровь.
Велосипедная -
Наша любовь».
(Сергей Патрушев)

Наша велогруппа

Сегодня мы покидаем Ломбардию и катим уже по дорогам Венето. Облик городов, предстающих нашим взглядам, постепенно меняется, в угоду средневековым венецианским вкусам. Широкие ломбардийские улицы уступают место узким, темноватым проходам, спрятавшимся под арочными перекрытиями, встретившимися мне еще вчера, в Виченце:

Проходы под арочными перекрытиями

Улицы Падуи тоже оказались более похожими на узкие крытые галереи. До сих пор мы останавливались в отелях, располагавшихся на окраинах городов, и до центра приходилось еще долго добираться или на метро (как в Милане), или пешком, как в Бергамо или Вероне. Здесь же мы впервые остановились в самом центре, в Casa dei Pellegrini, укрывшемся под аркой на piazza del Santo, как раз напротив базилики Святого Антония Падуанского, покровителя города.

Так что по прибытии я закинула вещи в отель и, не веря такому неожиданному счастью, пересекла Домскую площадь и отправилась исследовать огромную, кирпичную, неоштукатуренную базилику:

Базилика

Как же меня поразил один из её внутренних двориков - chiostro, посередине которого высилось неизвестное мне огромное дерево с блестящей, глянцевитой листвой, окруженное широким кольцом собственных побегов, роскошно разросшихся пышными куртинами. Я так и оцепенела в изумленном созерцании, медленно, как сомнамбула, обходя по периметру дворик с волшебным деревом посередине. Это оказалась магнолия, посаженная здесь более двух веков назад, в 1810 г.

Двухсотлетняя магнолия

Магнолия - вид сбоку

По одной из сторон квадратной арочной ограды, окружавшей магнолию, оказалась и колонка с водой, из которой могли напиться птицы, перелетавшие поближе к чудесному зеленому гиганту. Громоздившиеся вокруг дворика башни и строения базилики не переставали удивлять меня своими простыми кирпичными стенами. Да, здесь можно было бы ежедневно укрываться от городской суеты, а примостившись на невысоком каменном парапете, окружающем царственную магнолию, вполне можно было бы читать книги, писать свои статьи и эссе, освежаясь водой из древней колонки. Падуя своей невероятной, огромной как Христианский мир, базиликой Святого Антония Падуанского совершенно заслонила воспоминания о только что завершившемся нервном 70-километровом велосипедном этапе, начавшемся утром в Виченце. Весь день мы крутили педали то в гору, то под гору, по гравию, по траве, по грунту, по брусчатке, в гору - тяжело, под гору - страшно:

«Дыша без дыханья,
Без сожаленья,
Мысля коленями,
Вжавшись в сиденье…
Медленно,
Обогнав только звуки,
Переливая
Зрение в руки…»
(Сергей Патрушев знал, о чём написал).

По дороге я искупалась в крошечном горном озерце, совершенно заросшем кувшинками.

Купание в горном озерце

Переодеваться пришлось тут же, в густых зарослях кукурузы, стоя на сырой глинистой земле. Трава везде - родной клевер, trefoglio, вообще в Северной Италии оказалось так много родных мне по Осташковскому детству трав и цветов.

До самой ночи я гуляю вдоль по темным, узким, накрытым сверху арочными перекрытиями падуанским улицам, неизменно возвращаясь на piazza del Santo, к огромной кирпичной громадине Базилики, даже из окна гостиничного номера оказались видны шпили ее куполов и слышны вздохи ее колокола.

Базилика

Завтра утром мы катим в Фузину. Это финальный этап велопохода.

27 сентября 2014

«Поверну за углом — а потом
Эту синюю воду увижу.
А потом? А потом — суп с котом,
Я не знаю, что будет потом,
Но я знаю, я понял, я — выжил».
(Геннадий Шпаликов)

На пути в Фузину

Вечером, накануне я дважды чуть не застряла в Падуе самым что ни на есть глупейшим образом. В первый раз я стояла под арочным уличным сводом, рядом с витриной ювелирного магазина, пытаясь рассмотреть что-то на экранчике своего телефона, как вдруг под резкие, предупреждающие звуки зуммера с трех сторон вокруг меня начали опускаться мощные железные решетки. Не успела я оглянуться, как оказалась полностью отрезанной от вечерней падуанской via del Santo. За витриной, в глубине магазина всё было темно и тихо. Однако, через минуту решетки так же неожиданно начали приподниматься, и я, не теряя времени, выскользнула из-под них вон. А часа через два я заглянула в супермаркет больше из любопытства, чем по необходимости, и пока я рассматривала и читала этикетки многочисленных сортов сыра (конечно же, как список кораблей), верхний свет погас и магазин закрылся. Проблуждав некоторое время между длинных рядов полок с товарами, я встретила-таки последнего служащего, который и вывел меня через служебный вход, "attraverso la porta segreta".

- Non è gia segreta, - попыталась пошутить я.

Ранним утром следующего дня, я зашла в базилику св. Антония Падуанского на утреннюю мессу, попрощалась с могучей магнолией и прошлась мимо закрытого в ранний час Ботанического сада и Университета, оглянулась - прощай, Падуя:

Прощай, Падуя!

Финальный этап велопохода оказался коротким - всего 37 км по Паданской низменности, вдоль быстрой, узкой Бренты. Завершился наш велопоход прямо у парапета, за которым плескалось Адриатическое море, на горизонте темнела тонкая береговая линия Венеции и виднелись островки с ветхими заброшенными строениями.

На берегу Адриатики

Вот и всё.

Подобно апостолу Фоме (неверующему), вложившему свои персты в раны Христа, чтобы удостовериться в его чудесном Воскресении, я, конечно же, съездила на катере в Венецию, чтобы удостовериться в её действительности, в реальном существовании Gran Canale, piazza San Marco, teatro la Fenice, Leone alato di San Marco.

Leone alato di San Marco

Вторая, особенная, обещанная П.П. Муратовым Венеция мне не успела открыться, она так и осталась спрятанной глубоко в моем особенном, личном, символическом пространстве, в той вечной Италии, о которой так таинственно написал М.М. Пришвин в "Кощеевой цепи":

" - Ну, посидим же и сами потише, шепнул художник, - мы с тобой будто на корабле путешествуем. Итак, думай, что земля эта незнакомая и растения эти невиданные. Посмотри, какое кружево!
Взял в руки трилистник.
- Есть у тебя сестренка?
- Лида.
- Лидин листик. Еще кто?
- Кот Васька.
- Васькин. А еще кто?
- Мамин, конечно.
- Нет же ей листика, она очень кричит, на этой земле нельзя кричать, это - волшебная земля. Ну, помолчи, не спрашивая больше ничего, едем и едем, ты сам живи, а я тоже сам.
(...) Долго ехали, наконец художник сказал:
- Мне пора.
- А где же мы были?
- Конечно, в Италии".

Где же я была всё это время?

- Конечно, в Италии.

Я как солдат, вернувшийся с войны. Натренированные горами, стальные ноги привыкли часами, без малейшей усталости вращать педали. Руки уже не устают и не немеют от рукояток руля. Мирная, домашняя, уютная осенняя спячка - не по мне. Каждый день, с утра я сажусь на велосипед и качу в свою Италию, такую, какой я оставила её ранним, сырым, зябким утром 28 сентября в Фузине:

Утро в Фузине

Я верю, что наступит день, когда те, кто придут ко мне, найдут только прикрепленный к двери листок, как у Пришвина в "Кощеевой цепи":

".... бежит Курымушка по безлюдной улице в слободу, сокращает дорогу пустырём, перелезает через забор в сад, спешит и далеко видит на баньке, в которой жил художник, замок, и белеется записка, прибитая к двери гвоздиком. Стоит мальчик на приступочке и разбирает удивительные слова:
УШЁЛ В ИТАЛИЮ
Так вот и оказалось тогда, что уйти можно, и это легло тогда куда-то в запас. И не раз в трудные минуты жизни шептал себе Курымушка, как иные шепчут молитвенное утешение: "Буду учиться, страдать, (...) но, когда станет так плохо, хоть умирай, я не буду умирать, брошу всё, возьму палочку и уйду в Италию".

[ Следующий документ | Предыдущий документ | На главную страницу ]


© 2014 Ярославцева И.П.