Философ как воспитатель

Статья.

          Парадоксально, но факт: стремление философов быть воспитателями, наставниками юных душ всегда наталкивалось на сопротивление сограждан, или давало самые неожиданные результаты. История античной философии предоставляет многочисленные тому примеры. Так, Фалесу пришлось доказывать свою личностную и профессиональную состоятельность совсем на иной ниве: рассказывают, что когда знаменитого грека, по причине его бедности, укоряли в бесполезности философии, то он, смекнув по наблюдению звезд о будущем богатом урожае маслин, еще зимой, раздал деньги в задаток за все маслодавильни в Милете. А когда пришла пора, и спрос на них внезапно возрос, то стал отдавать их внаем по своему усмотрению и, собрав много денег, показал, что «философ при желании легко может разбогатеть, да только это не то, о чем он заботится» (1, 107). Великого Сократа, посвятившего всю жизнь воспитанию добродетели, обвинили в растлении молодежи и приговорили к смертельной чаше с цикутой. А его гениального ученика Платона продал в рабство Сицилийский тиран Дионисий, при дворе которого афинский философ пытался развивать свои идеи об идеальном государстве. Знаменитая седьмая книга диалога «Государство» содержит пронзительный и горький символ пещеры – подобия нашего мира, бегство из которой в царство истины возможно лишь для немногих, а человека, возвратившегося со светочем истинного знания обратно, приведет к тому, что «о нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести из ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?» (2, 298). Можно вспомнить об Аристотеле, воспитавшем великого и грозного Александра, поправшего, в своем безудержном стремлении по наклонной плоскости побед, заветы своего великого учителя. Античность, в сознании которой реальность и идеал существовали в едином пространстве – как земля и звездное небо, дала нам множество примеров философских попыток правильного воспитания и их горького крушения. Я забыла упомянуть еще чудовищного ученика стоика Сенеки – порочного и жестокого Нерона.

          В Новое время проблема философского воспитания была поставлена вновь, и вновь привела к очередным парадоксам: величайший «воспитатель» эпохи Просвещения Жан-Жак Руссо предпочел отдать своих детей на общественное попечение.

          Быть может, мир детства и отрочества, с одной стороны, и философская башня из слоновой кости – с другой, совершенно несовместимы? Возможно, философам просто нельзя доверять важнейшую задачу воспитания юных душ?

          Этой проблеме было посвящено одно из «несвоевременных размышлений» Ф. Ницше – «Шопенгауэр как воспитатель», где немецкий философ вспоминает, как «я надеялся, что судьба избавит меня от страшного усилия и обязательства воспитывать самого себя; что я вовремя найду, в качестве воспитателя, философа, которому можно было бы подчиниться без дальнейших размышлений и доверять больше, чем самому себе» (3, 11). По его мнению, задача его воспитания сводилась бы к тому, «чтобы преобразовать всего человека в живую и подвижную солнечно-планетную систему и открыть закон ее высшей механики» (3, 12). «Однако такого философа у меня не было», – жалуется Ницше. Приходится согласиться с ним в том, что со времен античности воспитательное рвение мыслителей заметно ослабло: «насколько жалкими представляемся мы, современные люди, по сравнению с греками и римлянами, даже в отношении серьезного и строго понимания задач воспитания» (3,12).

          Новый аспект в проблеме воспитания был открыт русскими философами Серебряного века (поистине – золотого века русской мысли!). Антагонистами в отношении рассматриваемого вопроса стали два оригинальных ума: Н.Ф.Федоров и Н.А.Бердяев. Первый из них, до сих пор загадочный и не до конца прочитанный, считал, что дитя или подросток должен быть проведен философом-воспитателем между Сциллой эгоизма и Харибдой альтруизма: «при каких условиях Я не будет означать господства или отрицания всех, кроме себя, а альтруизм – рабства или самоуничтожения?» (4, 238). Выход Федоров видит в воспитании «полноты родства», т.е., вместо индивидуального, разрозненного бытия личностей – сосуществование; вместо смены поколений – полнота жизни, отрицание и упразднение смерти.

          Бердяев, напротив, полагал, что единственность, уникальность личности – это ее ядро: «У меня никогда не было чувства происхождения от отца и матери, я никогда не ощущал, что родился от родителей. Нелюбовь ко всему родовому – характерное мое свойство. (…) некоторые друзья, шутя называли меня врагом рода человеческого» (5, 26).

          Особенное внимание вопросам воспитания уделял философ, по иронии злой судьбы лишенный возможности воспитывать своих пятерых детей – П.А.Флоренский. В его личности и философском творчестве можно видеть настолько удивительное и целостное стремление к воспитанию у собственных детей и многочисленных учеников истинного знания и добродетели, какое было свойственно разве что Сократу. В своем философском завещании «Детям моим» русский мыслитель анализирует те начала, на которых была построена его родительская семья. С грустью он замечает, что «именно так понимаю я своего отца – на чистом поле семейной жизни возрастить рай, которому не была бы страшна ни внешняя непогода, ни холод и грязь общественных отношений, ни, кажется, сама смерть» (6, 25). Сам Флоренский, живший в эпоху, когда «распалась цепь времен», старался из мест своего скорбного заключения – с Дальнего Востока, а потом из Соловецкого лагеря, связать эту цепь, ибо, по его словам, «быть без чувства живой связи с дедами и прадедами – это значит не иметь в себе точек опоры в истории» (6,26). Многочисленные письма философа, написанные и отправленные из заключения, можно рассматривать в качестве примера истинного философского воспитания, которое получили его дети. Флоренский высоко ценил детство и отрочество, как особые периоды в жизни человека, потому что «переживания детства и юности составляют наиболее прочный и наиболее содержательный зачаток всего последующего и о нем следует заботиться особенно внимательно» (7, 716). Начиная с юношеского труда «Столп и утверждение истины», и заканчивая последними письмами из Соловецкого лагеря, философия Флоренского представляет собой огромный корпус «антроподицеи» – поистине программу возрождения и восстановления человека, ждущую своей реализации в нашем неспокойном мире.

Литература.

  1. Фрагменты ранних греческих философов. Часть 1. М. Наука. 1989.
  2. Платон. Собрание сочинений. Т.3. М. Мысль. 1994.
  3. Ницше Ф. Избранные сочинения в трех томах. Т.2. Странник и его тень. М. REFL-book. 1994.
  4. Федоров Н.Ф. Сочинения. М. Раритет. 1994.
  5. Бердяев Н.А. Самопознание. Л. Лениздат. 1991.
  6. Флоренский П.А. Детям моим. М. Московский рабочий. 1992.
  7. Флоренский П.А. Сочинения. Т 4. М. Мысль. 1998.

Опубликовано: Материалы второй международной научно-практической конференции «Философия - детям. Человек среди людей» 25-28 мая 2006 г., Москва, стр. 280-283.

[ Следующий документ | Предыдущий документ | На главную страницу ]


© 2006 Ярославцева И.П.